Ворон

Ворон Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,

 Над старинными томами я склонялся в полусне,

 Грезам странным отдавался, - вдруг неясный звук раздался,

Будто кто-то постучался - постучался в дверь ко мне. "Это, верно, - прошептал я, - гость в полночной тишине,

 Гость стучится в дверь ко мне". Ясно помню... Ожидане... Поздней осени рыданья... И в камине очертанья тускло тлеющих углей...

О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа

На страданье без привета, на вопрос о ней, о ней -

О Леноре, что блистала ярче всех земных огней,

- О светиле прежних дней. И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет,

Трепет, лепет, наполнявший темным чувством сердце мне. Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя: "Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне,

Поздний гость приюта просит в полуночной тишине

 - Гость стучится в дверь ко мне". "Подавив свои сомненья, победивши спасенья,

 Я сказал: "Не осудите замедленья моего! Этой полночью ненастной я вздремнул, - и стук неясный

 Слишком тих был, стук неясный, - и не слышал я его, Я не слышал..." Тут раскрыл я дверь жилища моего:

 Тьма - и больше ничего. Взор застыл, во тьме стесненный, и стоял я изумленный,

 Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого; Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала,

 Лишь - "Ленора!" - прозвучало имя солнца моего,

- Это я шепнул, и эхо повторило вновь его,

 - Эхо - больше ничего. Вновь я в комнату вернулся - обернулся - содрогнулся,

 - Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того. "Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось,

 Там, за ставнями, забилось у окошка моего, Это - ветер, - усмирю я трепет сердца моего,

 - Ветер - больше ничего". Я толкнул окно с решеткой, - тотчас важною походкой

 Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней, Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво

 И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей,

 Он взлетел - и сел над ней. От печали я очнулся и невольно усмехнулся,

 Видя важность этой птицы, жившей долгие года. "Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты презабавно,

 - Я промолвил, - но скажи мне: в царстве тьмы, где ночь всегда,

 Как ты звался, гордый Ворон, там, где ночь царит всегда?" Молвил Ворон: "Никогда".

 Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало.

 Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда. Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится,

 Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь, когда - Сел над дверью говорящий без запинки, без труда

 Ворон с кличкой: "Никогда". И взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,

Точно всю он душу вылил в этом слове "Никогда", И крылами не взмахнул он, и пером

не шевельнул он,

 - Я шепнул: "Друзья сокрылись вот уж многие года, Завтра он меня покинет, как надежды, навсегда".

Ворон молвил: "Никогда". Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной.

"Верно, был он, - я подумал, - у того, чья жизнь - Беда, У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье

 Рек весной, чье отреченье от Надежды навсегда

 В песне вылилось о счастьи, что, погибнув навсегда,

Вновь не вспыхнет никогда". Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,

Кресло я свое придвинул против Ворона тогда, И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежной

 Отдался душой мятежной: "Это - Ворон, Ворон, да. Но о чем твердит зловещий этим черным "Никогда",

 Страшным криком: "Никогда". Я сидел, догадок полный и задумчиво-безмолвны­й,

Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая звезда, И с печалью запоздалой головой своей усталой

Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда: Я - один, на бархат алый - та, кого любил всегда,

 Не прильнет уж никогда. Но постой: вокруг темнеет, и как будто кто-то веет,

 - То с кадильницей небесной серафим пришел сюда? В миг неясный упоенья я вскричал:

 "Прости, мученье, Это бог послал забвенье о Леноре навсегда,

- Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!" Каркнул Ворон: "Никогда".

И вскричал я в скорби страстной: "Птица ты - иль дух ужасный,

 Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, - Ты пророк неустрашимый!

 В край печальный, нелюдимый, В край, Тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда! О, скажи, найду ль забвенье, - я молю, скажи, когда?" Каркнул Ворон: "Никогда". "Ты пророк, - вскричал я, - вещий! "Птица ты - иль дух зловещий,

 Этим небом, что над нами, - богом, скрытым навсегда, - Заклинаю, умоляя, мне сказать - в пределах Рая Мне откроется ль святая, что средь ангелов всегда,

Та, которую Ленорой в небесах зовут всегда?" Каркнул Ворон: "Никогда".

И воскликнул я, вставая: "Прочь отсюда, птица злая! Ты из царства тьмы и бури, - уходи опять туда, Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной, Удались же, дух упорный! Быть хочу - один всегда! Вынь свой жесткий клюв из сердца моего, где скорбь - всегда!" Каркнул Ворон: "Никогда".

 И сидит, сидит зловещий Ворон черный, Ворон вещий,

 С бюста бледного Паллады не умчится никуда.

 Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный,

 Свет струится, тень ложится, - на полу дрожит всегда.

 И душа моя из тени, что волнуется всегда. Не восстанет - никогда! (произведение Эдгара Аллана По.)